Источники и механизмы культурной динамики

Как известно, динамика культуры представляет собой прояв­ление способности сложных социальных систем адаптироваться к меняющимся внешним и внутренним условиям своего существо­вания. Можно выделить такие основные типы культурной дина­мики, как культурогенез (порождение новых культурных форм, интеграция их в социальную практику, а также формирование новых культурных систем), трансляция культурных традиций (обеспечение преемственности социального опыта и стабильнос­ти конкретных типов социальных систем), диффузия культуры (заимствование и освоение образцов иных культур), трансформа­ция форм культуры (обновление, деградация, распад), системная трансформация (глобальные преобразования самих культурных систем).

Наблюдение проявлений актуальной динамики доступ­но каждому: на наших глазах происходят постоянные изменения в культурной практике, различающиеся по глубине и масштабнос­ти – от смены модных стилей в одежде и музыке до культурных революций.

Таким образом, одним из ключевых элементов культурной ди­намики, наряду с воспроизводством наличных культурных образ­цов, является культурная инновация – построение оригинальных культурных продуктов, обеспечивающих динамичное развитие конкретного типа культуры.

Инновация обеспечивает выработку адекватных меняющейся реальности моделей социального поведе­ния и мировоззренческих ориентаций, оформление и трансляцию новых знаний о природной и социальной среде, построение новых форм коммуникации и сфер профессиональной активности, а так­же включение новаторских культурных образцов в наличный куль­турный контекст. Основанием инноваций становятся как внутрен­ние, так и внешние факторы, связанные с постоянным воспроизвод­ством социальной нестабильности и изменчивости.

Инновация является эффективной формой социокультурной коммуникации как плодотворное взаимодействие культурных форм, принадлежащих различным культурным пластам и сферам (от элитарных до маргинальных). Предпосылками инновации яв­ляются как творческие возможности человека, так и полимор­физм культуры, предоставляющей творцу набор “инструментов” – многообразных форм освоения, восприятия и описания мира.

Суть инновации, таким образом, заключается в создании новых культурных форм – универсальных клише, форматирующих чело­веческий опыт при помощи совокупности актуальных языков культуры. Независимо от степени глобальности инновации она предлагает определенную модель “бытия-в-культуре”, отвечаю­щую изменениям “человеческой ситуации” данной эпохи.

При этом инновации способны содействовать как стабилизации соци­ума, обеспечивая эффективное разрешение социальных конфлик­тов и выражая господствующие общественные настроения, так и его изменениям, дифференциации, способствуя появлению новых социальных групп, стилей жизни, мировоззренческих ориентаций и т.п. Инновация одновременно продолжает культурную тради­цию (источник концептуальных и языковых средств для творчес­кого поиска, а также совокупности “предпосылочного” знания) и противостоит ей, расширяя наличный культурный контекст.

Существенный фактор формирования и обновления определен­ного типа культурных образцов – актуальный тип общественного устройства и соответствующие ему формы власти. Именно струк­тура социальных отношений определяет как содержание, так и спо­собы воспроизводства либо замены актуальных паттернов, тем са­мым определяя характер и формы культурной динамики.

В первом случае стабильности общества, основанной на тради­ционных формах социальной практики и жесткой социально-ро- левой иерархии, соответствует авторитарный тип культуры, ориентированный на постоянное воспроизводство ключевых устано­вок архаичного сознания. Культурная коммуникация традицион­ного общества работает по принципу кольцевого самоцитирования, поддерживая целостность наличного мифологического про­странства и защищая его от любых внешних воздействий, способ­ных нарушить цельность канона.

Традиционная культура занята не расширением своего пространства и освоением новых возмож­ностей, а производством очередных истолкований-комментариев классических текстов. Принципиальная культурная инновация для такой культуры возможна только как внешнее вторжение, или интервенция “чужих” культурных образцов в результате взаимо­действия культур от торговых контактов до военной агрессии.

Создание новых художественных стилей и религиозных уче­ний, философских теорий и научных школ оказывается в рамках “открытого” типа культуры возможным как результат динамично­го взаимодействия “высокой” и “профанной ” культурной среды. В рамках данного типа культуры разнородные культурные образцы выступают как программы с высокой степенью информативности, ценностной, мировоззренческой и нормативной значимости.

Бла­годаря им общество оказывается способным адаптироваться в но­вых условиях и выработать линию поведения в нестандартных обстоятельствах. При этом повышается скорость обработки куль­турной информации и включения ее в производственный цикл культуриндустрии: социальный запрос – поиск материала – созда­ние продукта (адаптация к запросам потребителя) – тиражирова­ние – реализация – потребление – вторичная переработка “куль­турного мусора”.

И, наконец, третий тип – тоталитарная культура, своеобраз­ная “культурная аномалия” XX в., культурная коммуникация, ха­рактерная для тоталитарного общества закрытого типа. Парадоксальность тоталитарной культуры заключается в ее принципи­альной двойственности: это одновременно и “возвращение живых мертвецов”, реанимация самых архаичных форм авторитарно­ мифологического социального порядка, и предельное воплощение краеугольных идеалов классической западной цивилизации – мечты о торжествующем шествии “через миры и века” человека, вооруженного “Великой Идеей” собственного изготовления.

Тоталитарная культура в определенном смысле представляет собой образцовый информационный порядок, “утопию Просве­щения”, воплощенную в жизнь. Ее принципиальные особенности – линейность, прозрачность, каноничность и упорядоченность. То­талитарная культура отличается жесткой управляемостью сверху и опорой на массовый, аффектированный энтузиазм снизу.

Это промышленное производство идеологического мифа, принципи­альное отличие которого от западных “демократических” аналогов в том, что здесь нет и не может быть разногласий, конкуренции: “Один народ, одна партия, один фюрер, один райх!” Естественное следствие монолитности такого культурного канона – банальность, содержательная примитивность и клишированность культурных образцов, апеллирующих к простейшим архетипам “профанного” сознания.

Поскольку главной целью тоталитарной культуры является кон­солидация и сплочение нации вокруг властных структур государ­ства, ее основной сферой становится пропаганда господствующей идеологии – агрессивная информационная обработка массового сознания, соединяющая принудительное навязывание штампов “единственно верного” учения с воспитанием страха перед иными культурными текстами как “голосом врага”.

Небывалая целостность общества и его культуры достигаются при тоталитаризме за счет работы мощного аппарата “прополки” наличной культурной среды, который при помощи цензурных запретов, пропагандистского шель­мования “выдавливания”, в эмиграцию или прямого физического уничтожения препятствует появлению “неофициальных”, подрыва­ющих монополию Стиля Власти, культурных образцов.

Тоталитар­ная культура одновременно и избыточно информативна, заполняя собой все доступное информационное пространство, и предельно мифологична, подменяя информацию идеологическими мифами. Фрагменты достоверных сведений частного плана, связанные с конкретными сферами человеческой деятельности, существуют в тени Большого Мифа. Человек тоталитарного общества охвачен иллюзией полной информированности. Все, выходящее за рамки усвоен­ных шаблонов, автоматически становится клеветой и провокацией. Тоталитарная культура разрушает исторически сложившиеся фор­мы культурной динамики, формирования и трансляции новых культурных образцов, подменяя их фантомным пространством “идеологически выдержанной” коллективной галлюцинации.

Источником культурного изменения, согласно теории дей­ствия американского социолога Толкотта Парсонса, является из­быток либо недостаток информации в процессе диалога различ­ных типов или сфер культуры. Присущий культуре полиморфизм, то есть множественность форм и ценностей служит, таким обра­зом, реальным основанием построения новых культурных образ­цов. Предельно четко это проявляется в ситуации культурного кризиса.

Конкретные проявления культурного кризиса независимо от его причин сходны: снижение уровня социальной целостности и управляемости общества, “расфокусировка” ценностных ориента­ций, рост влияния субкультурных мировоззренческих установок и альтернативных сценариев социального действия (“субкультур­ная революция”), падение интереса к стандартным формам “соци­ально значимой” деятельности. Начинает разрушаться система со­циальных отношений и функциональных связей между людьми. Общество теряет единство скрепляющих его культурных образ­цов, превращаясь в территорию сосуществования набора конку­рирующих локальных культурных программ (привнесенных, тра­диционных и маргинально-эклектичных).

Последствия культурного кризиса могут быть различны и за­висят от совокупности факторов, определяющих способность об­щества к восстановлению разрушенной системы культуры. Речь идет не только об оформлении новых ценностных ориентаций и воплощающих их культурных образцов, но и о воссоздании на но­вом уровне естественных (“нормальных”) для данной культуры механизмов культуротворчества, свободных от любых форм куль­турной цензуры и информационной агрессии.

На практике это осуществляется посредством активного взаи­модействия различных сфер конкретного типа культуры. Харак­тер данного взаимодействия обусловлен особенностями его основ­ных участников: элитарной, массовой, субкультурной и марги­нальной культур.

Понятие элитарная культура используется для обозначения специфической сферы культуротворчества, связанной с профес­сиональным производством культурных текстов, приобретаю­щих впоследствии статус культурных канонов. В западной куль­турологии оно первоначально служило для обозначения куль­турных пластов, диаметрально противоположных по своему со­держанию “профанной” массовой культуре.

В отличие от прису­щих любым типам культуры сообществ носителей сакрального или эзотерического знания, элитарная культура XX в. представ­ляет собой сферу промышленного производства культурных об­разцов, существующую в постоянном взаимодействии с различными формами массовой, локальной и маргинальной культуры. В то же время для элитарной культуры характерна высокая сте­пень закрытости, обусловленная как специфическими технологиями интеллектуального труда, формирующими узкое профессиональное сообщество, так и необходимостью овладения техни­ками потребления сложноорганизованных элитарных культур­ных продуктов, то есть определенным уровнем образованности.

Образцы элитарной культуры предполагают в процессе своего усвоения необходимость целенаправленного интеллектуально­ го усилия по “расшифровке” авторского послания. В отличие от продуктов массовой культуры, элитарная культурная продукция рассчитана на неоднократное потребление и обладает принципиальной многозначностью содержания. Элитарная культу­ра задает ведущие ориентиры актуального типа культуры в це­лом, определяя как присущий “высокой” культуре набор “интел­лектуальных игр”, так и популярный набор “низких” жанров и их героев, воспроизводящих базисные архетипы коллективного бессознательного.

Социальная роль массовой культуры связана с обеспечением управляемого информационного потока, который целенаправ­ленно строится как своеобразный “конвейер социально значи­мых текстов”, призванных оптимально отвечать интересам и по­требителя, и создателя информационного продукта. При этом массовая культура выполняет ряд весьма важных социальных функций. Прежде всего, массовая культура в современном обще­стве фактически занимает место “наивной” народной культуры, оформляя в яркие, эмоционально насыщенные образы смутные движения коллективного бессознательного.

Демократичная и простодушная, она выполняет свою главную миссию: воспол­нить несовершенство сложного и опасного мира при помощи его мифологического псевдообъяснения. Во-вторых, абсолютно ус­ловный мир массовой культуры работает по отношению к свое­му потребителю в режиме психотерапевта, “великого утешите­ля”.

В-третьих, разнообразные тексты массовой культуры, включая СМИ, выполняют роль регулятора общественных на­строений и средства социального программирования, формируя при помощи новейших технологий общественные настроения и массовые предпочтения, например, в ситуации предвыборной борьбы или необходимости поддержать рискованные инициати­вы власти. И, наконец, массовая культура, к примеру, “дамские” романы и “бытовые” телесериалы, служит в современном мире одним из средств первичной социализации индивида, предлагая ему набор стереотипных моделей поведения и соответствующую систему первичных ценностных предпочтений.

“Мозаичный”характер развитой культуры находит свое от­ражение в разнообразных субкультурах. Многообразие субкуль­тур – отражение социальной разнородности общества, различ­ных типов социальной практики и соответствующих им типов миропонимания.

Субкультуры, различаясь по степени организованности (от вое­низированных групп, например скинхедов, до “пивной” тусовки в центре города) и уровню конфликтности с общественным мнени­ем и законом (от роллер-клубов до маргиналов типа сатанистов или секс-меньшинств), существуют в рамках наличного типа куль­туры, не пытаясь его радикально преобразовать. Однако именно присутствие в пространстве “большой” культуры многообразия локальных культур, выделяющихся по профессиональным, возра­стным, религиозным, языковым и прочим признакам, обеспечива­ет ее способность динамично меняться, оперативно реагируя на сдвиги социальной реальности.

Совокупность локальных культур (субкультур), базисные принципы которых оцениваются с точки зрения господствующе­го культурного канона как чуждые или враждебные, составляет пространство маргинальной культуры. Социокультурный статус маргинальных субкультур определяется их размещением на “ок­раинах” соответствующих культурных систем, частичным пересе­чением с каждой из них и лишь частичным признанием с их сторо­ны. Таким образом, маргинальность культурного образца всегда конкретно-исторична.

Объективными условиями формирования маргинальной культуры являются процессы трансформации об­щества (модернизация, “перестройка” и тому подобное), измене­ния социальной структуры, появление новых социальных групп или потеря ими прежнего статуса, различные формы взаимодей­ствия культур – от военных конфликтов до экономического сотрудничества и культурного обмена.

Ситуация маргинальное возникает при одновременном, вы­нужденном или добровольном существовании группы или инди­ вида в поле действия несовместимых или конфликтных культур­ных паттернов. Характерная для маргинальных культурных тек­стов “нелинейность”, “коллажность” как результат спонтанного ус­воения разноплановых ценностей и стандартов, заимствованных из различных, нередко конфликтующих социокультурных систем, препятствует процессу культурной самоидентификации в его при­вычной, “легитимной” форме.

Неоднородность и противоречивость “рабочего материала” мар­гинального сознания нередко проявляется в обострении внутренне­го дискомфорта и актуализации различных форм девиантного (от­ клоняющегося) поведения. Последнее может проявляться в повышен­но агрессивной социальной активности с ориентацией на самоутвер­ждение (от одержимости художественным творчеством до уголовно­ криминальных проектов), увлеченности радикальными социальны­ми движениями националистического, конфессионального или политического плана, или, напротив, в обращении к отрешенности и пассивности, ведущим в итоге к культурной самоизоляции “подпольного” индивида.

Различные формы маргинальной культуры служат своеобразной “игровой площадкой” новых языков культуры, тем по­лем, где в результате причудливого взаимопересечения “официальных” и “маргинальных” образов реальности формируется набор принципиально новых культурных предложений, возникающих как результат “неправильной”, нестандартной, а значит спонтанной, не­управляемой культурной коммуникации.

Особенно заметным это становится в переходные или кризисные этапы развития общества, когда совокупность маргинальных куль­турных сценариев нередко приобретает статус контркультуры – ре­ального конкурента актуального культурного стандарта. Таким об­разом, происходит “негативная легимитизация” маргинальной куль­туры в качестве существенного фактора динамики культуры. Контркультура может быть определена как радикальная фор­ма субкультурного движения, направленная на пересмотр базис­ных принципов актуального типа культуры.

Для формирования контркультурных инициатив в рамках конкретного социума необходимы внешние и внутренние предпосылки. Внешними можно считать совокупность культурных программ и образцов иных стран или эпох, предоставляющую набор “иных” культурных стратегий и жизненных практик: от перво­бытного шамана до латиноамериканского партизана, от повстан­ца Калиновского до лондонского панка. Это своеобразный набор чистых возможностей, палитра культуротворчества. Такой “ар­хив” культуры создает условия для ролевых культурных экспери­ментов, построения собственной культурной среды из заимствованного материала.

Внутренние предпосылки – авторитарная культурная полити­ка. Основной творец альтернативной культуры – культура офи­циальная, слепо отбрасывающая “неприемлемые” формы расши­рения ее пространства. Это проявляется в полном отлучении “альтернативных” культурных сфер от всех “официальных” ка­налов производства, тиражирования, хранения и реализации культурного продукта. Как результат формируется определенный тип “бунтарского” самосознания “подпольного человека”, проис­ходит оформление альтернативной системы потребления контр­ культурного продукта (“самиздат”, квартирные концерты и выставки, уличные перформансы, “клубные” акции и т.п.).

Принад­лежность к контркультуре – характеристика не столько формаль­ная или содержательная, сколько функциональная, фиксирующая негативный статус данной формы культуротворчества в системе актуальной “большой” культуры. Таким образом, контркультура – это не некое целостное движение или художественное течение, не какой-то набор теоретических программ или культурных сцена­риев, но вынужденное состояние инновационных культурных ини­циатив в ситуации культурного кризиса.

По сути своей контркультура – естественный продукт цивили­зации западного типа, в которой просвещение воспринималось как необходимая “колонизация” наивного сознания граждан, а культура – как башня из слоновой кости, постоянно отбивающая набеги варваров-кочевников. Борьба “большой” культуры за гос­подство над общественными умонастроениями вызывает ответ­ную борьбу “малых” традиций за выживание, что в предельном случае порождает контркультуру.

Присутствие в пространстве “большой” культуры многообра­зия локальных культур, выделяющихся по профессиональным, воз­растным, религиозным, языковым и прочим признакам, жизненно необходимо, поскольку обеспечивает ее способность динамично меняться, оперативно реагируя на сдвиги социальной реальности. Особую роль играют в культурной динамике маргинальные суб­культуры и порожденные ими формы бытия в культуре.

Маргинальные культурные программы представляют собой специфические формы духовного производства (МКП), отличающие­ся нестандартной (“коллажной”) аксиологической ориентацией и опорой на альтернативные общепринятым формы социального дей­ствия. Для маргинала система общепризнанных культурных ценно­стей пуста или малозначима. Совокупность МКП создает своеобраз­ное “параллельное” мировоззрение, формируя особое мифологичес­кое пространство: “другую” реальность под “другим” небом.

Марги­нальная “инаковость” при этом неизбежно предполагает сознатель­ный отказ от любых форм теоретической рефлексии в пользу спон­танно-интуитивного эмоционального переживания, острота и яр­кость которого абсолютно не связаны с социальным статусом индивида. В рамках МКП дихотомия массового и элитарного практичес­ки разрушается, поскольку и “массовый” и “элитарный” культурные тексты переводятся здесь на язык Зазеркалья, становясь составными частями новой мифологии.

Место МКП в наличной иерархии языков культуры определяется тем, насколько в данном типе культуры сильны инновационные тен­денции, а также наличным этапом ее существования. Для авторитарно-традиционалистского типа культуры любые МКП являются по­тенциальной опасностью как угроза официальной мифологии и ав­томатически попадают в число запретных.

При этом спектр МКП необычайно расширяется за счет включения в него обширного пласта ностальгически окрашенных рудиментарных культурных программ, различных форм нетривиального специального знания (от алхимии до кибернетики), а также разнообразных субкультурных поведенчес­ких сценариев и ценностных ориентаций.

Массив “неправильной” культуры постоянно растет, порождая рост репрессивных мер, неспо­собных, впрочем, обеспечить желаемую монолитность общества. На­против, для общества “открытого” демократического типа маргиналь­ные инновации имеют ценность как “голоса улицы”, становятся мате­риалом для конструктивного освоения с целью реформирования актуальных культурных моделей. МКП в этом случае воспринимаются как “первичная обработка” меняющейся культурной среды, черновик новых культурных моделей. Включение маргинальных культурных новаций в массив “боль­шой” культуры представляет собой весьма неоднозначный и нели­нейный процесс.

Следует отметить, что неотъемлемым элементом данного цикла являются различные формы интеллектуальной цензуры, связанные с коммерческой тривиализацией контркультурных инноваций, пре­вращающих “бунт” в очередной “стиль”. В итоге степень усвоения конкретной МКП наличным типом культуры обуславливается соче­танием благоприятных (развивающих) и негативных (профаниру­ющих) тенденций и, как правило, никогда не совпадает с ожидания­ми ее творцов и носителей.

Таким образом, любая культурная инновация приобретает ста­тус культурного события лишь в результате своего концептуального оформления на уровне элитарной культуры, включающей ее в акту­альный культурный контекст и адаптирующей для массового созна­ния. И, соответственно, элитарная культура сохраняет способность влиять на реальное положение дел в современном обществе в значи­тельной мере благодаря способности работать с “низовым”, “мусор­ным” культурным пространством

В то же время, происходящий в настоящее время переход от авто­ритарного, или “закрытого”, к “открытому” или “мозаичному”, типу построения культурного пространства объективно способствует ос­лаблению традиционного конфликта руководящего “центра” и мя­тежной “периферии”. Последнее означает расширение “диапазона приемлемости”,трансформацию маргинальных культурных ценно­стей, прежде агрессивно вытеснявшихся из широкого употребления, в естественный компонент наличной культурной среды.