Культура как произведение произведений
Произведение вот ответ на вопрос: «Что значит быть в культуре, общаться в культуре, самодетерминировать свою судьбу в напряжениях культуры, порождать в культуре мир впервые?» Но что такое произведение?
Произведение всегда адресовано; точнее, в нем, в его плоти, адресовано мое авторское бытие. Произведение осуществляется каждый раз заново в общении «автор читатель» (в самом широком смысле этих слов). Это общение, воплощенное в «пло(т)-скость» (плоть… плоскость…), предполагающее и полагающее вновь и вновь воображаемого автора и воображаемого читателя.
В общении «на основе» произведения (когда его участники могут и, по сути дела, должны находиться на бесконечном во времени и пространстве расстоянии друг от друга) мир создается заново, впервые из плоскости, почти небытия вещей, мыслей, чувств, из плоскости холста, хаоса красок, ритма звуков, слов, запечатленных на страницах книги.
Произведение это застывшая и чреватая форма начала бытия. Возможно говорить о диалоге культур, только если сама культура понимается как сфера произведений не продуктов или орудий.
Это действительно будет диалог: произведение всегда обращено к (возможному) далекому Собеседнику. Само произведение есть такой вопрос, обращенный к человеку, здесь сейчас отсутствующему, ответ которого мне необходим (после моего физического ухода особенно); вместе с тем произведение есть ответ на предполагаемый вопрос. И я отвечаю (ответствен) всем своим бытием, в произведении запечатленным.
Далее. Читатель (слушатель, зритель) всегда домысливает, дорабатывает, своеобразно понимает мое «послание», он соавтор; наш диалог продуктивен. Хотя парадоксален: читатель (зритель, слушатель…) дорабатывает, завершает, замыкает мое произведение, впервые осуществляет его как произведение… ни слова, ни краски, ни ноты, ни высказывания в нем не изменяя.
Причем автор произведения всегда (и целеосознанно) проецирует из своего произведения своего идеального читателя (…), уже по замыслу, по архитектонике произведения отнесенного на такое-то «расстояние» и из предположенной точки видящего, слышащего, понимающего, домысливающего все сказанное, помысленное в произведении, точнее в предположенном общении с автором произведения, также проецированном из самой произведенческой плоти.
Но спроецированный автором «идеализованный» читатель вступает в моем сознании в диалог (спор) с реальным, этим, непредусмотренным моим сегодняшним Я. Но главное, пожалуй, еще в другом. Каждый автор новой культурной эпохи, создавая свое произведение (художественное, философское, теоретическое, нравственно-религиозное), всегда хочет он или не хочет – уже своим актом творчества оказывается в перипетии смыслового (вопрос ответ вопрос…) общения с произведениями и авторами иных культурных эпох, с их вопросно-ответными смыслами.
В каждом новом произведении автор диалогизирует с иным автором (авторами). Но здесь для понимания того, в каком определении понятие «культура» требует понятия «диалог культур» необходим еще один, может быть, самый парадоксальный, шаг.
Но сие означает, что человек, общающийся с этой культурой, античной, средневековой, восточной, нововременной есть человек культуры только в той мере, в какой он способен (но это одновременно и способность самой «читаемой» культуры) спроецировать, вообразить, сосредоточить некоего идеализированного одного автора этой целостной «культуры-произведения».
Только в этом случае имеет смысл говорить о «диалоге культур», то есть о диалоге предполагаемых (мной, моим «малым Я» предполагаемых) авторов, своего рода Демиургов целостных «культур-произведений». Сами по себе безлично произведения или культуры диалогизировать не могут. Это снова было бы бессмысленной метафорой, точнее безответственным словесным оборотом.
